Александр Колчак

Адмирал Колчак на фронте. 1919 г.

Софья Колчак, в девичестве Омирова

Харлампиевский храм

27 января 1904 года японцы атаковали русские корабли на рейде Порт-Артура: началась война. Весть об этом застала Колчака в Якутске. И уже 28 января в Петербург он отправил две телеграммы. В первой — председателю Российской академии наук Великому князю Константину Константиновичу — просил о своем переводе из научного ведомства в военный флот и отправке на войну. Другой телеграммой просил свою невесту скорей приехать в Иркутск.

Софья Омирова — воспитанница знаменитого Смольного института (помимо классического образования здесь обучали ведению домашнего хозяйства и рукоделию). Неизвестно, когда и где она познакомилась с флотским лейтенантом Колчаком (он почти все время был в плавании; возможно, это произошло на одном из балов в Офицерском собрании), но летом 1900 года они объявили о своей помолвке.

А 21 июля Сонечка с кронштадтского причала долго провожала взглядом паруса «Зари» — шхуна увозила Русскую полярную экспедицию барона Толля к Новосибирским островам. Колчаку надлежало руководить гидрологическими исследованиями (по штату на судне он значился вторым магнитологом). Осенью 1902-го «Заря» планировала завершить экспедицию в устье Лены, и молодые договорились: Сонечка встретит Александра в Иркутске там и обвенчаются.

Это не было прихотью двух романтиков. Тогда Колчаку было всего 26 (Соня на два года моложе). А по существовавшим правилам, если офицер женится до 28 лет, он должен был внести так называемый реверс — 5000 рублей для обеспечения семьи в случае своей гибели. Однако устав предусматривал исключение: без внесения «страховых» денег женитьба допускалась, но только на азиатской территории России.

Пяти тысяч Колчак при своем скромном жаловании не имел. От помощи невесты отказался наотрез, и Сонечка, щадя его самолюбие, настаивать не стала. Ах, барышня, если бы вы знали: под венец вы пойдете не через год и не через два, а только через три с половиной. Вас обвенчают, но по-настоящему женой вы станете еще через год — по возвращении мужа из японского плена весной 1905-го. Итого почти пять лет ожидания...

24 февраля 1904 года на иркутском перроне Колчак обнял невесту и своего отца. А город уже жил военными заботами. Улицы наводнили серые пехотные шинели, казачьи папахи, черные морские бушлаты, белые косынки сестер милосердия. На станцию на рысях уходили эскадроны, а на свежие россыпи навоза слетались галдящие воробьи. А городская дума отбивалась от военного ведомства: в городе с 70 тысячами жителей, без водопровода и канализации, намеревались разместить несколько госпиталей на 50 000 возможных раненых.

Отстояли свои доводы: с трудом разместили около пяти тысяч. Зато солдатушек на постой ставили куда только возможно. Резко возникла проблема топлива и продовольствия. Железная дорога еле справлялась с перевозками, но многочисленные спекулянты «пробивали» на восток вагоны с сахаром, консервами, кофе, и мгновенно наживали капиталы.

Иркутяне роптали: в городе участились грабежи, убийства, распутство. Благородные чувства к «защитникам Веры, Царя и Отечества» сменились неприязнью к разношерстным «уполномоченным» в погонах, заполонившим театры и рестораны. Особенно недолюбливали Красный Крест под командованием некоего Кауфмана — его подчиненные кутили с санитарками в открытую средь бела дня...

Колчаку с трудом удалось достать два номера в «Метрополе» — маленькой деревянной гостинице между Юнкерским и Большаковским переулками. Отсюда рукой подать до Харлампиевской церкви — «шибко намоленной», как он уже узнал у местных старушек. Недалеко, почти на берегу Ангары, располагался и Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества, куда лейтенанта пригласили выступить с докладом.

2 марта зал ВСОРГО был переполнен. В полной тишине иркутяне слушали невысокого человека — его рассказ об отчаянном поиске барона Толля был весьма эмоциональным. И лишь Софья Омирова знала, с каким трудом сейчас он сдерживает свой сухой кашель (из Питера она привезла флот-

ский мундир, и, когда Александр сбрил бороду и облачился, женское сердце при виде любимого сжалось: кожа на его лице почернела, на губах — незаживающие трещины, глаза глубоко ввалились, а мундир из-за худобы просто висел). Еще признался, что суставы и позвоночник будто прокалывают раскаленным прутом, — то был уже пожизненный ревматизм: в Арктике дважды проваливался в полынью...

И вот под сводами Градо-Иркутского Михайло-Архангельского Харлампиевского храма батюшка трижды возгласил: «Господи, Боже наш! Славою и честию венчай их!» А в церковной книге протоиерей Измаил Соколов и диакон Василий Петелин записали:

«5 марта 1904 года венчались: лейтенант флота Александр Васильевич Колчак, православный, первым браком — 29 лет; дочь действительного статского советника, потомственная дворянка Подольской губернии София Федоровна Омирова, православная, первым браком — 27 лет. Поручители по женихе: генерал-майор Василий Иванович Колчак и боцман Русской полярной экспедиции шхуны «Заря» Никифор Алексеевич Бегичев; поручители по невесте: подпоручик Иркутского Сибирского пехотного полка Иван Иванович Желейщиков и прапорщик Енисейского Сибирского пехотного полка Владимир Яковлевич Толмачев».

9 марта был закончен и отправлен в академию «Предварительный отчет начальника экспедиции лейтенанта Колчака на землю Беннетта для оказания помощи барону Толлю». Отъезд назначили на 11-е (Сонечка со свекром уезжали чуть позже). Прощались на ступенях гостиницы.

— Вокзал полон войск, вам туда не стоит, — сказал Колчак родным, пока Бегичев укладывал в санки его чемодан и свой морской сундучок. — Долгие проводы — долгие слезы. Не люблю.

— Вот и твой черед настал... — Василий Иванович по-стариков-

ски тихо заплакал.

А Сонечка обняла мужа и только одно сказала:

— Я молиться стану!..

Потрясающее совпадение: в Крымскую войну Колчак-старший оборонял Малахов курган, был ранен в ногу, перенес французский плен и был награжден по возвращении; его сыну предстояли оборона Порт-Артура, ранение в ногу, японский плен, многочисленные награды.

Лейтенантские погоны Колчак носил долго. На русском флоте тогда были четыре офицерских звания: мичман (по выпуску из корпуса), лейтенант, капитаны 2-го и 1-го рангов; позже ненадолго ввели звание «капитан-лейтенант». За первую полярную экспедицию награжден орденом Святого Владимира IV степени (в 1906 году к нему были пожалованы «мечи» и серебряная медаль в память о Русско-японской войне). Тогда же избран действительным членом Императорского географического общества с вручением его высшей награды — Большой Константиновской золотой медали (среди ее кавалеров и ученых мужей общества — самый молодой). 15 ноября 1904 года за умелое командование миноносцем «Сердитый» — орден Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость». По возвращении из плена — георгиевское оружие (золотая сабля с надписью «За храбрость»), орден Святого Станислава II степени с мечами, нагрудный знак участника обороны Порт-Артура. Во время мировой войны награжден орденом Святого Георгия IV степени, орденом Святого Владимира III степени, перстнем — из рук Его Императорского Величества; прошел все ступени: от мичмана до вице-адмирала. В Гражданскую войну Верховный правитель России (законный!) стал адмиралом и кавалером Георгиевского креста…

В нынешнем ноябре исполнится 140 лет со дня рождения величайшего патриота, ученого и флотоводца России. Давно нет государства СССР, но военная прокуратура упорно не желает реабилитировать Колчака. А потому и теперь его поспешный потаенный ночной расстрел (без суда, следствия и приговора) считается «законным». Но уже 10 лет адмирал укоризненно взирает на нас с пьедестала возле Знаменского монастыря. Иркутск стал первым и остается единственным городом в мире, где воздвигнут памятник Александру Васильевичу Колчаку.

Его «смолянка» похоронена на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа. На скромном кресте лаконичная надпись: «Колчак Софья Федоровна, вдова адмирала, Верховного правителя России. 1876—1956». А мыс на острове Беннетта в Ледовитом океане и теперь носит имя невесты упрямого и бесстрашного лейтенанта русского флота.