«Сувенир» с Майдана. Одна из листовок, распространяемых среди оппозиционеров.

Вечерело. Я шел по украинской столице в самом безмятежном расположении духа, когда услышал свистки и топот. Большая группа людей в темной форме, со щитами перебежала дорогу и начала выстраиваться, перегораживая боковую улицу.

Все дальнейшие на моем пути переулки оказались перекрыты. Повсюду стояли поставленные поперек улицы автобусы с военными вездеходами по бокам и дежурила группа полицейских в касках.

Когда я почти добрался до метро «Крещатик», впереди послышались пение и крики. Людей было человек двести, большинство из них несло высокие разноцветные флаги. Выкрикиваемые отрядом горожан лозунги были непонятны, но звучали довольно агрессивно.

На улице уже совсем стемнело. Что-то неясное таилось и назревало вокруг.

В свете фонаря вышла из темноты не по погоде легко одетая — без шапки, в шубе и ботах на босу ногу — уже немолодых лет женщина.

— Не скажете, в какой стороне вокзал? — обратился я к ней.

— Нужно ехать на метро.

— А пешком? Хотелось прогуляться.

— Это далеко, нужно по улице вниз, через Майдан. Увидите костры. Там много приезжих. Ничего не бойтесь. Вас пропустят, — продолжала женщина.

— А что это за люди с флагами? У вас что, Первое мая на зиму перенесли? — попытался пошутить я.

— Идите, идите. Удачи вам! — серьезно сказала она и как будто перекрестила меня украдкой.

Что же у них тут происходит? Что за странные напутствия? С каждым моим шагом по вечернему Киеву вопросов становилось все больше.

На перекрестке полицейский свистками и жестами отворачивал поток машин от центра. Перекрывавшие боковые улицы отряды полиции становились все гуще. И, наконец, миновав последний кордон, я вышел к площади. Улица возле нее была перегорожена мешками и сетчатым забором с колючей проволокой поверху. Забор имел два прохода по краям, возле которых дежурили какие-то парни в штатском. Один из них был в армейской каске.

На миг я приостановился, но, вспомнив слова женщины, перешагнул через невидимую черту и... беспрепятственно вошел внутрь баррикады.

Передо мной открылась просторная площадь. Она была полна огней и больших, похожих на юрты палаток. Несколько групп людей грелись, сидя кружками возле накрытых бочками костров. В середине площади стояла новогодняя елка, вместо игрушек обернутая плакатами, из которых выделялся по размерам один — портрет Юлии Тимошенко с надписью «Не политичним репрессиям!». Легкий белый дым стлался в свете фонарей над площадью. Вдали шумел какой-то митинг.

Посередине обширного стана из палаток и бочек-буржуек крошечной казалась ярко освещенная прожекторами сцена, на которой стояла фигурка человека с микрофоном. На стене высотного дома с надписью «Федерация профессиональных спiлок Украини» мерцал занимавший несколько этажей плазменный экран, показывающий выступавшего крупным планом.

— Мы взяли манекен, одетый как полицейский — в каске, в форме, — подняли его на верхний этаж и сбросили вниз, — продолжал оратор.

На всех этажах здания горел свет. У широко открытых дверей внизу дежурили какие-то девчата и парни, по неизвестному принципу отсеивавшие входивших внутрь людей. Полицейских не было видно нигде.

Со сцены уже читали патриотические стихи. Потом хором запели гимн.

Я пошел между палатками и кострами, читая развешенные всюду надписи на украинском языке, не всегда понятные: «Банду геть! Слуга народу — схамениться! Только не zек! Я заневажаю своего президента!»

На одном из них был нарисован тонущий «Титаник» с задранным вверх носом и надписью «Партия регионов» на трубе. Из корабля высовывалась пухлая рука в пиджаке с манжетой и выплывало облачко крика: «А як же я?!»

Всю композицию кораблекрушения завершала суровая прямая речь: «Путин: «Все, Витя, теперь придется отвечать по закону!»

Я остановился возле палатки с надписью «Информационный центр». Всем желающим предлагалось взять для распространения что-нибудь из ряда лежащих на столе наклеек. Среди них были и новые лозунги: «18.00—22.00 твiй рабочий час на Майданi», «Я иду за тiх, хто зараз вдома» и бело-желто-синий: «НЕ ЗЛИй МАЙДАН!».

Между тем пение гимна закончилось, и на сцену поднялась простоволосая женщина «из народа». Экран на стене дома профсоюзов отразил крупным планом ее взволнованное лицо. Некоторое время она не могла ничего сказать. Потом губы ее задрожали, и женщина произнесла всего лишь два слова: «Слава Украине!»

Неподдельные слезы побежали вдруг по ее охваченному глубоким переживанием лицу.

— Слава Украине! — снова повторила она в микрофон.

— А-а-ине! — эхом отозвался многотысячный Майдан.

— Сла-ава Украи-и-ине! — произнесла она в третий раз.

Залитая светом огней и прожекторов площадь полностью принадлежала собравшимся здесь людям.

На улице уже заметно похолодало. Сколько же времени они митингуют здесь? Я развернул листок взятой в инфоцентре памятки майдановца с подсказкой, что нужно делать «щоб не замерзнути»:

— Постав горчичники у черевички.

— Одягни больше теплих речей.

— Не вживай алкоголь.

— Не стiй на мiсцi — рухайся!

На обороте памятки была напечатана карта, на которой значилось пять мест в Киеве, где можно было выпить «безкоштовнi чай» и найти пункты «та раздачi одягу и iжi (еды. — Ред.)».

Пройдя мимо фонтана, на котором стояли метровые бруски с названиями городов — участников Майдана, я увидел сцену поменьше. Над ней надпись: «Вiдкритий унiверситет Майдану».

— Доброго дня, шанОвне панство! — приветствовала собравшихся здесь несколько десятков человек девушка с микрофоном. Здесь же находились проектор для слайдов, классная доска и мужчина с профессорской бородкой, которому вскоре было предоставлено слово.

— Чего мы хотим? Для чего мы здесь собрались? — вопросил собравшихся мужчина с бородкой. — Нам нужно эффективное государство. Нам нужны деньги, которые мы заработали. Нам не нужна эта армия чиновников! Зачем нам 450 депутатов и 40 министров? Пусть будет в десять раз меньше. Пусть вообще не будет. Они нам не нужны!

Отойдя от лектора на несколько шагов, я встал в небольшую очередь и вскоре получил из рук девушек-волонтеров пластиковый стаканчик с горячим бесплатным чаем.

Возле стоящей между палатками серебристой елочки появилась девушка в таком же серебристом платье и смело вступила в круг сидящих вокруг раскаленной бочки парней, протянув одному из них большой черный микрофон. Человек с камерой на плече снимал их крупным планом.

Я вспомнил виденную мной возле входа на площадь машину с надписью «Телебачення». Киевское телевидение! Парень с короткой стрижкой и темным обветренным лицом уже говорил что-то в микрофон, энергично разрубая воздух рукой и с каждой фразой «стреляя» в камеру указательными пальцами.

— Разрешите. Можно мне сказать четыре слова? — совсем юный хлопец остановил готового двинуться дальше репортера. — Извините меня. Только четыре слова...

Она протянула ему прямо через пламя костра микрофон.

— Мама, я тебя люблю! — громко сказал он.

Парни засмеялись. Потом захлопали в ладоши, единодушно присоединяясь к его словам.

Время моего отъезда приближалось. Я направился к выходу мимо палаток и тюков, сваленных в кучу теплых вещей. Остающимся здесь парням предстояла ночевка на открытом воздухе. На одной из крайних палаток был прикреплен плакат с надписью «Моя хата не з краю» и отчаянной просьбой-призывом «Срочно нужны дрова!».

На специально оборудованной площадке крепкие мужики-плотники пилили доски и сколачивали новые щиты для баррикад.

Я прошел через распахнутые ворота мимо молчаливых парней, мимо ящика с надписью «Цигарки для охрани» и еще раз взглянул на баррикаду с внешней стороны. Над входом трепетал на ветру лист ватмана с надписью «Ментам купили кийки, автоматы, а я вж пiвроку сижу без зарплати».

Весь верх народной крепости, как прочными щитами, был закрыт плакатами: «Украiна, вставай, банду перемогай», «Мы с русским по крови — братство, но никогда по братству рабства!», «Народ не делится на своих и чужих».

Здесь же располагался ряд цветных снимков, рассказывающих о недавно происходивших здесь событиях. На них горели в ночи огни и прожектора, штурмовали позиции тракторы и водометы, кричали и сражались разделенные на стражей порядка и его нарушителей люди.

На одном из фото стояла длинная шеренга полицейских в шлемах, с опущенными к земле щитами. Совсем молодые ребята, лет по 18. Ближний из них улыбался открытой мальчишеской улыбкой, потому что напротив него стояла, прижимая к животу игрушечного медвежонка, девушка его же возраста. Они, улыбаясь, смотрели глаза в глаза, как будто не было между ними серого пластикового щита. Не было ни «кийки», ни автомата. Народ смотрел в глаза друг другу и не желал делиться на своих и чужих...

Я вошел в метро и стал спускаться на станцию «Майдан Незалежности». Поток ехавших навстречу мне людей прибывал на глазах. По громкой связи распорядились включить на выход третью ленту эскалатора. Начинался их «рабочий час на Майдане».

Прибыв на вокзал, я едва успел получить в камере хранения багаж и в тот же час выехал поездом Киев — Москва из шумной, кипящей нешуточными страстями Украины, чтобы благополучно вернуться в тихую, заснеженную мою Россию.