Начало

Давайте вспомним ту пору…
Уклад сибирский был нарушен,
Когда пришёл на Ангару
Иван Иванович Наймушин.
Пришёл не просто человек,
Пришёл мечтатель
и строитель,
Чтоб усмирить ангарский бег,
Пришёл природы покоритель!
И завертелась колесом
Жизнь у Падунского порога!
Для нас Братск –
колыбель и дом,
И в жизни главная дорога!
Для нас начало из начал
Уходит в Братск –
мы там родились!
Там каждый мускул крепче скал,
Там звенья в дело воплотились!
Наш Братск – начало из начал
Большой, прекрасной,
трудной жизни,
Он нас растил и обучал,
И мы признательны Отчизне!
Пусть монументом навсегда
У нас в тайге необозримой
Встают красавцы-города,
Ни с чем на свете не сравнимы!
И если точно разобраться,
Где вновь придётся начинать,
Всё мерить будем
меркой Братска,
Жизнь будем
Братском измерять!
Строителей могучий строй
Пусть будет, как и прежде,
дружен,
И держит марку
Братскгэсстрой,
Что создавал Иван Наймушин!


Борис Сальников, инженер

 
***
Учитель! Молодые поколенья
В знак благодарности
несут тебе цветы.
Братск обходили
все застойные явленья,
Пока на корабле
был капитаном ты.
Твой стиль был чужд
тем пышным словопреньям,
Что делали из дураков святых.
Ты нас учил упорству и уменью,
Учил трудом
осуществлять мечты,
И мы горды,
что под твоим началом
В тайге растили ГЭСы, города,
И песня молодая здесь звучала
Во славу беззаветного труда.
Пока ты вёл дружину
Братскгэсстроя,
Мы шли вперёд, не ведая застоя.


А вот воспоминания Виктора Сербского, которые были опубликованы под названием

«Переход через реку Ангару»

Иван Иванович Наймушин был достойным человеком, и о нём напишут много воспоминаний. И хотя через Братскгэсстрой прошло более 1000000 человек, работавших с Наймушиным остаётся всё меньше и меньше. И я просто обязан рассказать об одной памятной встрече с ним.
Тогда я работал директором Центрального ремонтно-механического завода Братскгэсстроя. Братская ГЭС к тому времени уже была построена, и ЦРМЗ выполнял заказы по изготовлению конструкций для БРАЗа, ЛПК, Усть-Илимской ГЭС и других объектов Братскгэсстроя.
Мне принесли заказ от УСМСП на две анкерные опоры перехода через Анагру в Усть-Илимске. Я посмотрел, чертыхнулся и отказался принять, написав соответствующую резолюцию.
Все металлоконструкции мы делали на открытой площадке, что для данной конструкции было недопустимо. На заводе шутили, что мы можем сделать всё вплоть до самолёта, но только летать он вряд ли будет.
Через несколько дней раздался звонок Наймушина: «Что там у тебя с опорами перехода?» Я объяснил, что изготовить их не могу, хотя уже начал разработку деталировочных чертежей. Иван Иванович сказал: «Собирайся, полетишь со мной в Челябинск, когда – уточни у Малкова». Павел Дмитриевич Малков работал тогда начальником монтажного отдела. Малков уточнил: «С собой партбилет и побольше денег».
И вот мы втроём летим в Челябинск через Иркутск, куда Наймушину зачем-то нужно было через обком партии. В Иркутске нас встречает на машине юрист Зеленский и везёт Наймушина в обком. Мы с Малковым остаёмся в аэропорту. Изучаем книжный киоск. Я нахожу какую-то отсутствующую у меня книжку стихов.
Появляется Иван Иванович, и мы идём обедать в ресторан. Зеленский хорошо знает вкусы Наймушина, и на столе появляются бутылка коньяка и две бутылки лимонада. Выпили по первой, Наймушин налил в стакан на два пальца коньяка и долил до полного стакана лимонад. После закуски выпили по второй. Наймушин опять совершил ту же операцию.
И тут я вспомнил, как отмечался день рождения Ивана Ивановича в ресторане «Падун». Народу было много. Я сидел довольно далеко от Наймушина. Тосты следовали один за другим, пили рюмками, а виновник торжества – стаканами. Меня это очень удивило. Невольно вспомнились рассказы о том, что Наймушин глушит спиртное стаканами. Теперь я сам наблюдал, как он «пьёт стаканами коньяк».
После обеда мы вылетели, но так как посадка была ещё в Омске, в Челябинск прибыли в темноте. Рядом с трапом уже ожидала обкомовская «Волга». Устроились в гостинице, пошли ужинать в ресторан. Заказ был тот же самый: коньяк и лимонад. Но официант ответил, что коньяка нет. И сколько Малков ни объяснял, что перед ним Герой труда, депутат и пр. – пришлось пить шампанское. Несколько бутылок прихватили с собой в номер, куда зашёл и Иван Иванович.
Я, конечно, слышал, что Наймушин любит стихи и даже сам пишет, но что в ту ночь состоится мой первый в жизни творческий вечер, не предполагал. Я читал всё, что мог припомнить – своё и чужое. Прочёл поэмы «Сын» Антокольского, «Сын артиллериста» Симонова, «Анну Снегину» Есенина, свою «Бирюсинский детдом», стихотворения «Бурундук» Жигулина, «Перекличка» Бушко, «Зима 38 года» Рождественского, «Наследники Сталина» Евтушенко, «Ребята из детдома» и «Кривой сухарь» Фонякова и переписанную его рукой «Курсистку» Смелякова и даже «Бедного Филю» Рубцова. Читал Сергея Орлова, Александра Межирова, «Сухое вино» Александра Яшина. Читал Вадима Шефнера, Степана Щипачёва, Василия Фёдорова, стихи Маяковского, которых я знал тогда великое множество, главы из поэму Маяковского «Хорошо», а Наймушин всё просил ещё и ещё.
Особенно тепло воспринял он мои детдомовские и антисталинские стихи, ноя прочёл и написанные на смерть Сталина. В ту ночь сам Наймушин стихов не читал. Слушатель он был уникальный, а какой поэт - я так и не узнал.
Утром, не выспавшись, пошли в обком. Там ещё никого не было. Потом появился вчерашний инструктор, сразу же позвонил директору завода металлоконструкций и пригласил в обком. Чуть позже появился секретарь обкома Родионов, недавно сменивший в этой должности Павлова, и они с Наймушиным прошли в его кабинет. У Родионова намечалось большое совещание, но из уважения к начальнику Братскгэсстроя он попросил всех подождать.
Вскоре подъехал директор завода, Наймушин встал поздороваться и тут же нацепил ему на грудь значок строителя Братской ГЭС, поздравив его при этом. На Братскгэсстрой поистине работала вся страна.
Наймушин с Малковым улетели в Москву, а я поехал на завод оформлять там заказ и пробыл там два дня, одновременно знакомясь с производством. Челябинцы быстро и качественно выполнили заказ. Об этом переходе писали газеты, как в декабре при сорокаградусном морозе лэповцы навешивали на него провода.