Мы жили рядом с большим художником

Она могла быть юбилейной, ведь 27 января талантливому самобытному художнику, которого величают славой и гордостью Братска, исполнилось бы 50 лет. Но два года назад он трагически погиб при пожаре в своей квартире.

Сергей Моисеенко отдыхает после работы.2007 год. Фото Венеры Лискиной.

В экспозицию вошли работы из художественного собрания музея, а также из частных коллекций Николая Кривенко, Леонида Постолита, Юрия Розовского, Спартака Арбатского и Надежды Машуковой. Часть работ, сохранившихся после пожара, передала семья Сергея Моисеенко. Всего здесь представлено более 130 полотен, написанных в разные периоды жизни мастера, в разных жанрах и в разной технике.

На открытие выставки собрались родственники и друзья, собратья по перу и почитатели таланта Моисеенко. В зале как никогда было много народа и как никогда много прозвучало речей об авторе представленных картин. Директор художественного выставочного зала Вера Козлова говорила о творческих исканиях, об учителях и кумирах, о многогранности удивительного художника. Коллекционер Спартак Арбатский вспоминал, как зазвал его в 1992 году из Нижнеудинска в Братск. Давний друг Сергея коллекционер Николай Кривенко рассказал, каким необычным человеком тот был, и как много испытаний легло на его долю. Еще один друг, Юрий Розовский поведал о том, как поэт Евгений Евтушенко, потрясенный талантом братского художника, в 2008 году приобрел его работы и повесил в своем музее в Переделкино рядом с картинами таких мэтров живописи и графики, как Нико Пиросмани, Пабло Пикассо, Альфаро Сикейрос, Михаил Шемякин и Марк Шагал.

Мне же вспомнилось, что рассказывал о себе сам Сергей Моисеенко во время нашей встречи лет восемь назад.

Талант, который возмутил

Родился в поселке Шумеры Красноярского края, в семье тракториста и учительницы. Школу окончил в Боготоле. Учился на декоративном отделении Красноярского художественного училища и был одним из лучших в художественном деле. Но со второго курса был призван в армию, а после службы не захотел возвращаться в училище. Два года работал в оформительской мастерской города Ужур (Красноярский край). Занимался изготовлением наглядной агитации. На спор рисовал Ленина с закрытыми глазами.

Потом надумал поступать в институт. Но известный в Красноярске искусствовед, проводившая собеседование, не поверила в способности абитуриента, обвинила его в подлоге и не допустила к экзамену. «Вы что, за дуру меня держите? Если уж везете в институт не свои работы, то хотя бы взяли такие, которые соответствуют вашему уровню! Вы хоть Серова от Ван Гога отличаете?», - возмущалась знаток искусства, рассматривая картины Сергея. Она была уверена, что человек, учившийся на декоративном отделении, к тому же не закончивший училище, работающий оформителем, не способен написать столь прекрасные картины. Более того, даже не пожелала убедиться в этом на экзамене, как предложил абитуриент. Меж тем сам он оценивал привезенные картины как слабые, ведь лучшие, по совету преподавателя художественного училища Николая Морозова, он оставил дома.

Больше в институт поступать не стал. «По молодости и глупости решил, раз меня так оскорбили, не буду гнуть шапку перед ними. Хотя желание учиться было большое, и будь у меня образование…», - печалился потом Сергей Моисеенко. Он был убежден, что если хочешь стать профессионалом, образование необходимо. И всегда помнил слова Николая Михайловича Морозова: «Ты, конечно, всему, сынок, научишься. Но потратишь на это больше времени». Так оно и вышло. Всю последующую жизнь он много читал, посещал выставки других художников и очень много трудился, нарабатывая опыт.

Предпочтений не было, но

Художник в мастерской. 2007 год

Кто-то легко по жизни идет, а кому-то тяжко в ней приходится. Сергею всегда и все давалось с трудом. Вот только с квартирой, как он говорил, произошло чудо какое-то. После неудачной попытки с поступлением в вуз уехал вслед за женой и дочкой в Нижнеудинск, где стал свободным художником. Вскоре познакомился со Спартаком Арбатским, который убедил бывшего главу Братска Ивана Невмержицкого пригласить талантливого графика и живописца в наш город. Впрочем, долго убеждать не пришлось, достаточно было показать работы Моисеенко, и Иван Павлович предоставил самородку квартиру с дополнительной площадью под мастерскую.
И Сергей с жадностью взялся за работу. Работал много. Писал все, что придет в голову. Не признавал слово «вдохновение». Считал, что есть работа, которую надо делать. И не важно, хочешь - не хочешь, хорошее настроение или плохое. При этом качество его полотен не зависело от душевного состояния.

Кто-то широко пишет, кто-то детально. У Сергея Моисеенко таких предпочтений не было: где надо широко писать – он писал широко, где надо детально – там писал детально. Сама тема подсказывала ему форму и технику. «Вот казак на холсте. Он такой дубовый, конкретный. Здесь все четко, ясно, тупо и в лоб. Если б писал даму в шляпке, использовал бы мягкости», - делился Сергей.

Он был одним из немногих художников, владеющих точечной манерой графики. Окружающие говорили об уникальности его техники, а он так не считал. Более того, стал отходить от этого – надоело; мол, выходит какая-то сухая, печатная продукция, а надо что-то поживее.
Пейзаж он серьезным жанром не считал, хотя чрезвычайно ценил работы настоящих мастеров, в частности, гения русского пейзажа Исаака Левитана. Да и у самого Моисеенко немало прекрасных работ, где он воспевает сибирскую природу. И все же гораздо больше он любил писать силуэты городов. Правда, Братск в этом смысле ему был совершенно не интересен. Он предпочитал старую архитектуру. Особенно избы деревянные, лучше - покосившиеся от времени. «Жить в этом неудобно, но рисовать интересно. Конечно, никого не привлекает грязь после хорошего дождя. Но закатай это все асфальтом, и художнику нечего будет делать. Асфальт рисовать не станешь, зато какой красивой может лужа-то оказаться», - пояснял художник. Портреты он тоже писал не часто. По фотографии делать их не любил, хотя мог, если хорошо знал человека. Если же давали фото совершенно незнакомого, ничего хорошего не получалось. Есть среди его работ и автопортрет. Но только один. Не любил Сергей рисовать себя.

Творческий перелом

Творчество Моисеенко делят на два этапа – до 2000 года, когда он увлекался абстракцией и сюрреализмом, и после 2000 года, когда вернулся в реализм. Сам художник так говорил о первом этапе: «О чем писал прежде? Трудно сказать. Сил потрачено много, а конкретной цели, а значит, и темы не было. Сплошные метания. Придумки ни о чем».

В начале 2000 года, будучи в Иркутске, он познакомился с артистами театра народной драмы, и жизнь его повернулась на 180 градусов. «Если раньше я стремился к космополитизму, массовой культуре, родиной которой является Америка, то теперь понял, что мне это не нужно. У нас в России богатейшая культура, ее не перелопатить. Совсем ни к чему стремиться за чужим блеском, когда песни ни о чем, когда музыка и кино так себе, истории и культуры никакой», - делился Сергей Евгеньевич.

Года три после встречи с театром народной драмы он был в жутком кризисе. Понимал, что надо выражать то, чем болеет душа. И не важно, красиво это или неказисто. Главное, что это свое. Захотелось в конце концов доказать, что и мы не лаптем щи хлебаем, и у нас есть своя богатая культура. Но не знал, как приступить к работе, что писать. В голове сидело, а как выразить, не представлял. Да еще старый багаж крепко укоренился. Потом выкарабкался, но сожалел, что раньше к этому не пришел, лет 15 прошли попусту. Нельзя было прерывать эту цепочку, которая тянулась от деда – енисейского казака.

Теперь он снова своим Учителем называл Василия Ивановича Сурикова, с чьим именем вырос, кем болел с самого детства. В молодости все отодвинул. Появились другие имена, вроде Сальвадора Дали и Пикассо, которых теперь уже не считал хорошими художниками.
И если прежде Сергею Моисеенко не очень хотелось, чтобы его работы видели, то после перелома такое желание появилось. Убежденный в том, что российские корни присутствуют в каждом, надо лишь разбудить их, он пытался это сделать своими картинами. Теперь это были исторические полотна на казачью тему, былинные гусляры и скоморохи, портреты стариков и детей. Его творчество превратилось в исповедь. На его картинах, как сказал протоиерей, настоятель Храма Рождества Христова Андрей Чесноков можно было увидеть печаль, и радость, детское озорство и вечные вопросы, удаль молодецкую и старческую мудрость.

Хвалить мастера стали меньше, считалось, что как художник прежде он был гораздо интереснее. Но он не стремился следовать мнению окружающих. Слушал сердце, которое говорило: «Это – твое». Может, прежние работы эффектнее, техника виртуознее. Но сейчас много художников, которые играют на внешнем эффекте. Куда сложнее залезть в глубину, тронуть душу человека.
Увлекшись вслед за друзьями-казаками рукопашным боем, он вдруг понял, что и живопись может принести вред. «Батюшка говорит, мол, ты должен нести свет Христов, а я-то считаю, что не должен хотя бы навредить», - делился Сергей Евгеньевич. Он был убежден, что художник обязан писать так, чтобы, глядя на его картину, в человеке поднимались здоровые, добрые чувства, а не греховные мысли или агрессивные ассоциации.

На открытии выставки поэт Юрий Розовский читал стихотворение, посвященное другу. «…Скучали картины в рамах, узнав, что тебя не стало.
Душа моя ныла в ранах. И боль из души хлестала.
Теперь послабей немного та боль, и саднит потише.
Я верю - мой друг Серега на небе картины пишет».
Верю и я. Но не знаю, увидим ли мы их, а вот те работы, что потрясающего таланта художник создал на земле, можно посмотреть на выставке, которая будет работать до 13 марта.