Видеть сны - стихи Василия Костромина в "Литературной газете"

Литературное признание пришло к Василию Костромину уже после смерти,хотя при жизни у него было немало верных читателей в Братске и в Сибири

Вне школ и течений


Представленных здесь поэтов мало что объединяет. Они очень разные. У каждого свой взгляд на мир, свои литературные приёмы. Меньше всего мне хочется сейчас лезть в литературоведческие дебри, выяснять, на кого из них больше повлиял тот или иной классик, к какой поэтической школе правильней их относить, почему для их текстов характерно то, а не это. Перед нами состоявшиеся стихотворцы, и данного моего утверждения, полагаю, достаточно для того, чтобы вызвать у читателя интерес. Сами же по себе имена давно уже мало что значат в современной литературе. Я могу перечислить несколько десятков громких имён, но у меня язык не повернётся сказать, что их обладатели – поэты. Просто потому, что известность и мастерство – далеко не одно и то же. Вот о мастерах и поговорим...

Светлана Крылова родилась в Тульской области, в посёлке Одоеве, окончила Тульский пединститут, а затем и Литинститут в Москве. Является автором нескольких книг, работала в Москве журналистом и редактором в крупных издательских домах («Мир новостей», «Аргументы и факты»), теперь живёт на малой родине, вдалеке от шумных сборищ писателей. Литературные площадки ей малоинтересны, потому, наверное, в текстах последних лет больше пишет о себе, о своих переживаниях, личном опыте миросозерцания. Кому-то эти тексты могут показаться простоватыми, на самом же деле здесь та самая неслыханная простота, о которой говорил классик. Оказавшись вне литературы, Крылова постепенно отказывается и от «литературщины», стихи становятся откровеннее, честнее, пронзительнее. Как бы там ни было, а это весьма качественная поэзия.

А вот Василий Костромин (1956–2014), который, к сожалению, недавно ушёл от нас, читающей публике практически неизвестен. Он мало публиковался при жизни, и преимущественно в сибирских журналах и альманахах («Сибирские огни», «Иркутское время», «Другая музыка», «Зелёная лампа»). Он родился на станции Вихоревка Братского района, в Братске же и умер. Работать ему приходилось электрослесарем, инкассатором, плотником, сторожем, грузчиком. Типичная, в общем-то, судьба для провинциального автора. К счастью, Костромин не бросил писать стихи, как это обычно бывает с непризнанными поэтами, но даже являлся одним из создателей Неформального литературного объединения (НЛО) «Шклинда» в Братске. Он часто странствовал по Северу (Нижняя Тунгуска, Колыма, Лена, Чукотка, залив Креста, Забайкалье), и эти путешествия отражены во многих его текстах. Каким звериным, лесным духом веет от его строчек! Досадно, что официальная литература Костромина не замечала, да разве только его одного?..

Коренной казанец Алексей Остудин – прямая противоположность Крыловой и Костромину. Он – балагур, душа любой компании и завсегдатай множества поэтических фестивалей. Но кто сказал, что это плохо? Должны же на фестивали ездить и приличные люди! Стихи его – такие же, как он сам: остроумные, бесшабашные, распираемые каламбурами и экивоками. Между прочим, он давно уже числится одной из легенд Литинститута. В далёкие 80-е Казанский Гаргантюа, как его окрестили остряки, был изгнан из этого учебного заведения за то, что изрядно помял в общаге двух горячих южных парней, нагло вломившихся в комнату к девушке. Виноватым в конфликте признали, разумеется, Остудина – чтоб не пострадала дружба народов. Но и, можно сказать, что в некотором роде сделали ему биографию, дали путёвку в жизнь. А такая путёвка дороже любых дипломов...

Игорь ПАНИН

* * *

Из-за провалов в событиях лет
Взгляд ледяной иногда.
Что же такое растаявший след?
Воздух, земля и вода.

Мы на костях так привыкли играть,
Что и живём не дыша.
Пеших и конных, полёгшую рать,
Вспомнит ли чья-то душа?

Сивый, каурый, гнедой, вороной.
Вспышки подков в темноте.
Видимо, участи нету иной
Здесь, где-то там и нигде.

* * *

Высокие деревья –
На радость дураку
Ударит осень дверью
По млечному курку.

Земля и небо рядом.
И этим далям в лад
Я забывал ограды,
Которым был не рад.

Огонь бывает резок.
И, на стекло дыша,
Грохочет, как железо,
Над пропастью душа.

* * *

Опять луна таращится вараном,
Под звёздным небом – мавзолеи гор.
Пора проснуться, уяснить пора нам,
Что бьётся сердце нам наперекор.
Кровь из десны на колыбель в обиде.
И крысы наводняют города.
Нам видеть сны, которые не видел
Никто и не увидит никогда.


* * *

Есть у огня дорога:
Дым, уходящий вверх,
Пепел – его берлога,
Тихая, без помех…

Печку набью дровами,
Будет гудеть изба…
Мыслями да словами
Тешит меня судьба.


* * *

Доведут меня до скандала
До пещерного коридора
Драгоценная кладь сандала
Память моря внутри мотора

Каждый раз на крыльце высоком
По ночам я гляжу на звёзды
А бутыль с берёзовым соком
Отражает драконьи гнёзда

Хорошо примерять обновы
Хорошо быть большим и мудрым
Хорошо бы снова и снова
Вслед за вечером встретить утро

А пока снеговых немного
Низких туч над гранитной мелью
Обрывается вдруг дорога
Между лиственницей и елью

Никому неведомый – знаю,
Скоро станут колодой карты
Спит изнанка земли лесная
Под лучами лунной кокарды

* * *

Бродяге – отрада
Приветливый дом.
Душа, как пичуга, взлетает.
Колодец, ограда,
Водичка со льдом…
В ней плещется нить золотая.

В угрюмье бездомном
Погосту и тост:
Уйдём в Никуда, как в спасенье!
Пусть ночью над склоном,
Как сказочный мост,
Колышется стланик осенний.

* * *

Сорок лет проматывал наследство,
Спит душа, и сердце просит сна –
Полыхнёт, невиданная с детства,
Яркая таёжная весна.

Отрешённый от забот капелью,
Варежки бросаю на пенёк.
Матери небесной рукоделье
Синевой наполнило денёк.

Нож, топор, тяжёлая двустволка –
Вот и вся охотника семья…
Запоёт у загнанного волка
Гибнущее сердце соловья.


* * *

Ночью тепло у случайной печи.
Пламя гудит и клокочет,
Словно печник уложил кирпичи
На заполярные ночи.
Кануло в Лету моё бытиё.
В косточках выросли травы.
Воздух – колючее наше питьё
У ледяной переправы.


* * *

Осень в городе жила –
К лесу улетела.
Говорят, легка была
И собой владела.
Жизнь проходит невзначай –
Первая? Вторая?
Заварю зелёный чай
И умру – играя.

Пусть кому-то не везёт,
Взгляд недаром брошен –
Нечеты сменяет чёт
Золотом горошин.

* * *

Для чего здесь была дорога
От реки до скалистых гряд?
Нынче – в ветках трещит сорока,
Рядом – рысьи глаза горят.

Где дожди размывали в глине
Отпечатки людских шагов –
Серебристая лень полыни,
Облепиховый свет жарков.

Жили дружно, хоть небогато –
На дороге один стою.
Так глуха тишины громада,
Что я слышу лишь кровь свою.


* * *

Разлетелись листья, словно дети.
В завтрашнем дожде не счесть каратов.
По стволам ружья гуляет ветер.
Годы – волчьи шкуры на оградах.

Дни – забытый запах каравая.
Жизнь – тоска осенняя по вёснам.
Ночь – уход со службы в звон трамвая.
Словно край земли под небом звёздным.

* * *

У ночного костра среди леса
Меж лопаток заныла спина –
Освещённых деревьев стена
Вдруг лишилась привычного веса.

Ни еды, ни питья – только воздух
И возможность дышать и глядеть.
Слишком рано, чтоб птицей лететь,
Чтобы зверем ползти – слишком поздно.


* * *

Низкий берег – вода высока.
Холодны в той воде облака.
Им не нужен ни дом, ни очаг.
Словно рыбы в сплетеньях корчаг
Бьют они снеговыми хвостами.
Я прощаюсь с родными местами.
Нету жизни на этой земле,
В каждом доме, как флаг на скале,
Зеркала, зеркала, зеркала…
Всё уносят по глади стола.
Через тысячи лет я найду
Неуютную злую звезду.
На огне почернел котелок:
Как ты жил это время, милок?
Что ты думал, пока говорил,
Когда кашу голодным варил?
Я не думал. Вода высока.
Холодны в той воде облака.

Источник: Василий Костромин, Литературная газета


comments powered by HyperComments