Реклама

Оценка:

Давно мне не доводилось видеть такого странного фильма… И если в начале сеанса не оставляли в покое подозрения относительно того, что всё это – огрехи, допущенные кинематографистами, работавшими в жёстких условиях международной ко-продукции, то постепенно удалось проникнуться своеобразной эстетикой явно необычного произведения. «Такая смесь фантазии и реальности, которая то обжигает, то ранит, то приводит в состояние абсолютного счастья, мне сегодня интересна», – даже ёмкое высказывание Владимира Кунина, чей роман «Мика и Альфред» /2000/ адаптировался для экрана не без его участия, передаёт лишь часть тех впечатлений, какие ожидают зрителя на просмотре.

«Правосудие волков» перекликается (и полемизирует!) с предыдущей крупной экранизацией кунинской прозы, вызвавшей бурю негативных откликов и, кстати, резкое неудовольствие самого писателя и кинодраматурга, отчасти восстанавливая историческую справедливость, цинично попранную в «Сволочах» /2005/. Это, конечно, не значит, что в рассказе о детстве и юности Полякова не отражена суровая и даже жестокая сторона советских реалий – но пребывание Мики в лагере для трудновоспитуемых подростков или его похождения на пару с щеголеватым вором Лавриком не служат поводом для безоговорочного очернительства. Да и куда важнее, что картина вызывает в памяти личный шедевр Ираклия Квирикадзе3, «Пловец» /1981/, причём в данном случае авторы идут дальше утончённой игры со стилистикой ретро, стремясь не просто восстановить связь времён, а – представить историю (на протяжении XX столетия, «века-волкодава») Родины, которую Михаил не желает покидать. Все странности ленты драматургического характера и по части изобразительного решения окажутся более понятными, если соотнести работу Квирикадзе и Владимира Фатянова не с заокеанскими фантастическими триллерами об экстрасенсах, а с богатой литературной и кинематографической традицией воображаемого, магического взгляда на общеизвестные события Большой Истории. Дар Мики принадлежит к той же категории, что и необъяснимый талант грассовско-шлёндерфовского Оскара Матцерата, и вещие сны «беспокойной Анны» у испанца Хулио Медема – с той разницей, что теперь, к изумлению российской публики, в необычном ракурсе предстаёт действительность, одновременно хорошо узнаваемая и непривычная, жестокая и великодушная, неприглядно-отталкивающая и прекрасная, сводящая и с благородными личностями, и с последними негодяями. Возможно, нашим соотечественникам не хватает глубины найденных метафор и масштабности (не говоря уже о подлинной универсальности) видения, но само движение в данном направлении остаётся лишь поприветствовать.

Евгений Нефёдов, http://www.world-art.ru/cinema/cinema.php?id=30010