Платье старого короля

От редакции: Блестящее эссе нашего читателя Валентина Гаврилова редакция публикует в порядке исключения, так как обычно мы не принимаем рукописи дилетантов. Однако написанное Валентином Федоровичем потрясло нас редкою на сегодняшний день смелостью, так необходимой нам всем правдой и изысканным образным слогом. И мы решили, что такое утаивать от читателя просто грех. Короче, это надо читать.

Главный редактор «МК Байкал» Светлана Батутис

С неделю усмирял я в себе «еретические» мысли по поводу явления народу легенды 60-х — поэта Евгения Евтушенко. Надеялся, что кто-нибудь авторитетный выскажет публично оценку, солидарную с моей. Но в прессе тихо, впечатления остывают. И вот я набираю воздуха в легкие и, рискуя быть побитым камнями, от сердца говорю: «А король-то голый!» Смею свое суждение иметь. Лет тридцать подряд я, уроженец Зиминского района, был искренним, горячим поклонником нашего знаменитого земляка. Он казался мне столпом стихотворного Олимпа, притягивал к себе силой слова, броским глаголом «под Маяковского». Виделся мне борцом, героем, безупречным светлым рыцарем. Но время и меня излечило от легковерной восторженности, и нашего поэтического мэтра освободило от грима и масок. Вернее, маски по-прежнему при нем, но ввести меня в заблуждение они уже не могут. Его хорошо конвертируемый патриотизм обнажен во всей своей неприглядности, а якобы бескорыстное служение родному народу – слова, слова, слова…

Последнее антре кумира болезненно свежо в моем восприятии. Все видится остекленело застывший, устремленный мимо людей взгляд престарелого лицедея. Все слышится напрягаемый последними силами его сиплый натужный голос. Обескураживает мерцательный смысл многих его реплик, особенно на встрече с односельчанами в Зиме 24 июня. Впору было опасаться за высокого гостя. У него и Маяковский повесился, и мать стала заслуженным работником культуры РСФСР благодаря письму Сталина с директивой проводить в Кремле детские новогодние ёлки. Организм, видно, просится на покой, требует очистительной тишины. Но астафьевское уединение в Овсянке не для Евтушенко. В нем неистребимо влечение стоять на трибуне, выситься над толпой, чуя в себе пророка или архангела. Этот застарелый недуг, взявший над личностью абсолютную власть, все пришпоривает обессилевшую плоть, гонит в изнурительное турне — за овациями, поклонами, почестями.

Кто не помнит могучей песни Высоцкого о трагической судьбе великих поэтов? Там поется о роковом рубеже в 37 лет, который самым ярким из них не суждено было преодолеть. «Под эту дату Пушкин подгадал себе дуэль, И Маяковский лег виском на дуло». Какую горькую иронию и жгучую досаду выплеснул Владимир Семенович в меткой обличительной строчке: «на этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, А нынешние как-то проскочили». История русской поэзии – настоящий мартиролог. Есть в этом сакральном свитке и те, кто ушел до или после фатальной даты, но трагическая участь объединяет всех. Недаром Осип Мандельштам утверждал, что нигде в мире к поэзии не относятся так серьезно, как в России, здесь за стихи убивают. Или иезуитски тонко сживают со свету.

Есть, конечно, счастливые исключения. Одно из таких – судьба Евтушенко. Жизнь одарила его сверх меры, насытила долготою дней, богатством и славой, всемирным признанием, грузом регалий и наград. Он настоящий баловень судьбы. Но не любо ему выглядеть благополучным и обласканным, к лощеному образу обязательно полагаются показательный терновник на челе. Отсюда и бесконечные смачные воспоминания о военной голодухе, о дареной корке хлеба от пожилой крестьянки на заледенелом перроне, о жестоких побоях от шпаны в суровой сибирской глубинке, а теперь уже и сомнительные исповедания о том, что «гнали меня свинцовыми кулаками со всех мировых сцен». Отсюда и название, которое он беззастенчиво дал своей биографии, — «Волчий паспорт». Хорош «волчий паспорт»! Не на наши уши вешать такую лапшу. Мы-то своими глазами видели, как Евгению Евтушенко с самых молодых лет был открыт весь мир. Не перечесть его стихотворных сборников, выходивших на разных языках огромными тиражами. А он еще и прозаик, и сценарист, и кинорежиссер, и актер, и шансонье, аутентичным пением которого нас угораздило насладиться 23 июня в Иркутском драмтеатре.

Вот некоторые эпизоды псевдомученичества поэта, которые он сам поведал в своих мемуарах. Они говорят сами за себя. Звезда старательно соблазняет нас мифами о жутких унижениях, которые он якобы претерпел от советских чиновников. Некогда одно из сочинений юного еще гения не пропускал в печать заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС Борис Пономарев. Тогда Евтушенко поднялся этажом выше, прошел прямо к секретарю ЦК Михаилу Суслову – и шедевр увидел свет. Немного можно назвать людей той эпохи, которые так вот запросто, левой ногой открывали бы дверь кабинета главного идейного инквизитора в Советском Союзе. А Евтушенко такую привилегию имел. Или вот момент обсуждения с приятелями ввода войск стран-участников Варшавского договора в Чехословакию. Да, нелегко, видно, было поэту-гражданину. Цитирую: «Мы сидели на белоснежной террасе под низким душным навесом небосвода, с которого, казалось, вот-вот обвалятся звезды прямо на наш стол. Пили одно из лучших шампанских мира – новосветский брют». Ну чем не Некрасов?! Тот однажды, продекламировав друзьям стихи про то, как «хлеб полей, возделанных рабами, нейдет мне впрок», провозгласил, подняв бокал: «А вот мы его шампанским запьем!».

Нельзя не признать, что случалось Евтушенко и всерьез дерзить власти. Он накричал на Хрущева, громившего творческую интеллигенцию, заявил свой протест по поводу советских танков в Праге. Эта фронда была искренней, чреватой нешуточными последствиями. Но воспринимало ли поэта как реальную угрозу высокое партийное начальство? Опыт у власти большой, люди в аппарате прожженные. Они наловчились водить за ниточки харизматичного бунтаря. Надежда Мандельштам справедливо написала, что Евтушенко и Вознесенский делали для большевиков ту работу, которую до них делал Илья Эренбург: они представляли режим в лучшем свете. Доказанным фактом стало и сотрудничество нашего героя с КГБ СССР. Не верите мне, почитайте об этом у Павла Судоплатова.

Партийные бонзы видели: Евтушенко свой, ручной бузотер, падкий на бренные свидетельства признания. Его эскапады – это мятеж понарошку. И выволочки ему устраивали время от времени тоже для порядку, по правилам игры. Эти театральные нападки только прибавляли «жертве» популярности. В общем, по Высоцкому все разворачивалось: «Дуэль не состоялась или перенесена, А в Тридцать три распяли, но не сильно. А в тридцать семь не кровь, да что там кровь, — и седина Испачкала виски не так обильно». А как еще можно было «тиранить» автора, один из сборников которого так и назывался: «Мой лучший друг живет в Кремле»?

Патриотизм Евгения Александровича – деланный, ангажированный, напускной, даже позерский. Кто еще так распоясался бы, чтобы провозгласить: «Моя фамилия – Россия, а Евтушенко-Гангнус – псевдоним!»? Неприкрытое, гипертрофированное само­хвальство, фарисейство. Все та же ставшая натурой привычка красоваться и опьяняться собой. На подмостках, на арене, на стадионе. Вот истинное упоение Евтушенко, его непреодолимый наркотик. И не важно, в ДК Братска, где он читал свою поэму «Братская ГЭС», в спорткомплексе «Олимпийский», где в 2007 году эмигрант участвовал в премьере рок-оперы на свои стихи «Идут белые снеги», в Мэдисон-сквер-гарден или в доме-музее Уолта Уитмена. Любимой страной для него еще в советское время стала Англия, в постсоветское – Америка. Почетный гражданин «тихой станции Зима», которую он поминает всуе в каждом своем выступлении, он также является и почетным гражданином Нью-Орлеана, Атланты, Оклахомы, Талсы, штата Висконсин. Не удивительно. Самозванец с «фамилией Россия» отличается выгодным талантом угождать власти: и кондовой хрущевской, и лукавой брежневской, и заокеанской буржуйской. А потому всякой из них он обласкан и вознагражден. Это ведь только Христос не мог служить Богу и мамоне…

Не удержусь прокомментировать и один из фрагментов евтушенковского мифотворчества о себе, которым он угощал нынче отечественную публику, наверное, во всех городах, которые проезжал со своим «агитпоездом». Речь про историю о Фиделе Кастро, по дороге в Иркутск остановившего поезд у станции Зима, чтобы погулять по тайге, воспетой его камрадом Евтушенко. Это не что иное, как откровенная хлестаковщина. В мае 1963 года, когда Кастро посетил Иркутск и Байкал, я был студентом исторического отделения ИГУ. В день визита высокого кубинского гостя нас, ребят из университета, как и весь город, наверное, выстроили живым коридором из аэропорта до центра. Мимо нас Фидель проехал в открытом автомобиле. Разумеется, он прибыл в столицу Восточной Сибири самолетом, а не железной дорогой. Потом его свозили на Байкал и местной авиацией доставили в Братск. Так что никакой тайги возле Зимы команданте не обозревал, тем более что ее там никогда и не было, рельсы проложены по степной местности. Мелочь, но какая красноречивая…

Слава Евтушенко не столько от качества его стихов, за которое он никогда с себя строго не взыскивал, сколько от декламаторского куража, вдохновенного актерства и уверенного нарциссизма. Двухметровый блондин, громкоголос, зажигателен. Речь, конечно, не о нынешней гастроли, во время которой мы узрели перед собой бледную угасающую тень былого колосса. Хотя и по сей день старик горазд на цветистые байки. Всегда он брал внешними эффектами, глубинного у него крохи. Шумная слава и звонкий иконостас экзотических наград со всех стран и континентов при отсутствии глубокого, выстраданного творчества – это подарок счастливчику Жене от нашей невзыскательной, поверхностной эпохи, эпохи видео, спецэффектов, фокусов, эпохи картинок. Подарок за то, что он и сам – картинка.

Фанат-евтушевед ярится крикнуть, а может быть, кричит уже: «Хватит рассуждений! Факты где?» Фактов достаточно. Загляните хотя бы в книгу Владимира Бушина «Честь и бесчестье нации», в которой среди табуна нечестивцев отведено место и Евгению Александровичу. Даже начинается она с него.

Давно, когда одна из американских академий удостоила Евтушенко почетной мантии, Иосиф Бродский в знак протеста вышел из ее рядов. Мы сделали земляка-космополита почетным гражданином Иркутской области. Покинет ли кто-нибудь из членов это привилегированное сообщество? Навряд ли.

Я в одиночку так прямо и неполиткорректно, причем публично, выразил свой душевный отклик на коммерческий тур легендарного стихотворца по давно покинутому отечеству. Хотя кулуарно подобных мнений слышал немало. Мы часто не в силах бываем отбросить робость, чтобы честно высказаться «о новом платье короля». Я высказался. Излил все накипевшее «с усмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом». На концерте в Иркутске Евтушенко козырнул тем, что никогда не боялся говорить лицом к лицу «со своим народом». Стало быть, и народу не грех правдиво озвучить свои чувства по отношению к «больше, чем поэту».