Откровения «одинокого волка»

Николай Кривомазов,

главный редактор журналов «Гражданин» и «Русская водка»

Братчанин Николай Кривомазов мог еще в 70-е годы мог стать собкором «Комсомольской правды».Но, когда он пришел на собеседование в ЦК ВЛКСМ, а там увидели, что его лицо покрыто густой бородой, то строго настрого приказали:

-Сбрить немедленно!

-Не буду!- парировал журналист, отстаивая своё право на бороду.

Ах, не хочешь сбрить, тогда и работать в московской газете не будешь - приняли решение чиновники от комсомола. Так Николай вернулся в иркутскую областную молодежку. Но нагрянули демократические 80-е, когда уже не смотрели на одежку, а брали по уму. А Николай и по сей день с бородой- работал в партийных газетах, вплоть до ортодоксальной  «Правды»( о чем, кстати, в юности мечтал), а сейчас выпускает журнал «Русская водка». Вот  рассказ Николая Кривомазова, как это ему удается делать вдвоем с женой.

Владимир Монахов

Соло вдвоем

Необходимое уточнение: журналы мы делаем вдвоем с женой. Естественно, каждый новый журнал – это развод. Она – прирожденный редактор. Ка­­­­­ким-то звериным нюхом чует возможную беду. Я, естественно, матерюсь на эту сверхосторожность. Но не было ни разу, чтобы не согласился с ее правкой (ну, почти ни разу). Бывает, она в последний час «втихаря» убирает иной взрывной абзац. Последствия не описываю. Бывает, и я в последнюю минуту вставляю заветное словцо, крепкую мысль. О последствиях тоже умолчу. После такой редактуры семейный «Чернобыль» взрывается не сразу. Порою «фонит» годами: «А кто фамилию президента выбросил из текста?!!!». И еще с десяток восклицательных! И столько же – вопросительных. И еще! И еще немного! И наутро!

Людмила Кривомазова (Мер­­­ку­­­шева) – телевизионный журналист. Редактор. Моталась вслед за мной по Сибири и Уралу, работала на ТВ в Иркутске, Челябинске, Красноярске. Конец телевизионной биографии случился уже на ЦТ, в Останкине, в годы «останкинского передела».

Муж и жена – одна сатана? Неправда ваша! Муж и жена – это две сатаны. Вон Толстой на старости лет даже ушел из дому от своего редактора! А ведь Софья Андреевна шесть раз вручную переписывала его роман. Все дело в том, что в начале жизни жена – это муза. С годами эта муза вынуждена становиться редактором всех поступков своего любезного. Кому это понравится?

Два раза за эти годы свободного плавания в море жизни Людмила мощно отредактировала саму идею нашего существования – она отказалась от всех партнеров.

Первый раз меня отлучила от «Правды» «детская болезнь» – дифтерия. В итоге я схлопотал инвалидность первой группы («нуждается в уходе по гроб жизни»). Потом, как тот Мюнхгаузен, вытащил себя из болота за свои же волосы. Перетащил свою инвалидность во вторую группу, а потом и вовсе отказался от тех смешных и страшных денег и от «привилегий» инвалида в нашей такой же инвалидной стране.

Так вот, за все время моей болезни мой бывший партнер не выпустил ни одного номера нашей совместной идеи! Был только раз, когда он передал Людмиле 250 долларов – выцыганил у одного из спонсоров $500 («Колечка умирает!»). Половину, $250, взял себе. Больше мы с ним не виделись.

Второй партнер, мощно озабоченный финансовой стороной дела, думал и делал так: пришли «бабки» – распилим их, а то, что останется, пустим на журнал. Я говорил, что все рекламные – все, какие ни есть деньги, нужно кидать на следующий, еще более мощный журнал, на развитие дела. Ну, а то, что останется, – наше.

В итоге и родился семейный бизнес. Деньги есть, но денег нет. Они свистят мимо твоего носа, свистят, «как пули у виска», и все мимо кармана.

Кому мы платим. Платим за офис – 25 метров, правда, напротив нашего дома – для Москвы радость безмерная! Платим печатникам, платим за верстку.

Платим за фото – до 100 фотографий в номере. Это много. Последние годы не платим сыну (мало платим), который стал весьма приличным фотографом.

Кому еще не платим. Не платим авторам, потом объясню, хотя и так все ясно.

У кого не берем деньги. Не берем у тех, кто не разделяет наших позиций по всем на свете вопросам. В начале журналов об этом сказано напрямую: позиция авторов полностью совпадает с мнением редакции. Это здорово отсекает спонсоров и рекламодателей, но что делать, коли мы такие, а не эдакие?

Ну, так вот о жене. О ее позиции, и ее правоте.

По нраву я – человек кроткий. Если от кого-то пахнет чесночком, то я попросту отойду в сторону. Но не скажу, что пахнет. Это – в жизни. На бумаге же словно какой-то шампур вбивается в тексты! И тогда мясо на этом шампуре превращается в шашлык, а не в банальный гуляш на сковородке.

Людмила, она – построже. «Терпеть ненавидит» ложь и всякие такие шуточки на эти темы! Наверное, так и должен поступать исполнительный директор. Мое эмоцио, помноженное (поделенное?) на ее рацио, дает какой-никакой результат.

Куда пустые бутылки – в «Русскую водку» или «Гражданин»?

Людмила Кривомазова. Прочитала-таки мои черновики. Ругается: «Тебя о чем просил «Журналист»? Рассказать, как делается журнал. Где находим деньги, темы, авторов и способы распространения. А ты снова – о себе, хорошем!»

Ну, так вот – о себе... В седьмом классе я написал (и опубликовал) в донской районке свою мечту – стать первым в первой газете Советского Союза. Я не знаю, можно ли считать ответсека «Правды» первым газетчиком СССР, но!, но я стал последним ответсеком советской «Правды», так что, детские мечтания более или менее сбылись.

Теперь я порой думаю: может, надо было мечтать стать олигархом?

А еще однажды я совершил восхождение на Фудзияму, было дело. С той поры согласен с нашим международником, нашим политобозревателем по крепким напиткам В. Овчинниковым. Кто на Фудзи не бывал, тот дурак. Кто дважды побывал, тот дважды дурак.

Вершина Фудзи – это скучная гора, пригорок даже. Молотый кокс, вулканический пепел и автоматы по приему железных банок из-под напитков. Вставишь банку в автомат – ее мгновенно сплющивают в жестяной блин, да еще и копеечку при этом выдают.

Из этого восхождения – два вывода.

Первое. Я стремился в «Правду», как на Фудзияму. А потом с ужасом обнаружил, что в «Правде» работают не только правдисты, но и правдюки. Как и в партии были коммунисты и коммуняки. Это для «Гражданина».

И второй вывод. Касательно сдачи посуды на вершине Фудзиямы. Это уже для «Русской водки». В этом, наверно, и есть главная моя ошибка – везде и всюду вижу и нахожу темы для публикаций. (Так бы ты искал и находил спонсоров для журнала, говорю я сам себе – вслед за своим исп. директором.)

Итак, посуду в Японии принимают и на вершине горы Фудзияма, и в ско­­­­ростном экспрессе Tokaido Shinkansen. То есть посуду можно сдать на скорости 270 километров в час – выпил в Большом Токио, сдал в Осаке. Плюс совсем уже невозможное! Вот, например, домашний пункт приема посуды – на кухне. Закладываешь в него пустую жестяную баночку, нажимаешь кнопку, и вакуумная машинка сжимает жестянку в тонкий блин. Когда таких прессованных блинов набирается полная коробка, хозяин сдает этот металлолом и получает соответствующую компенсацию.

Примеров того, как обращаются с пустой посудой, множество – и из жизни финнов, и американцев, и канадцев, и немцев. Не стану сейчас вдаваться в детали, скажу только, что «у них» все сделано так, что и сдавать ее, и принимать – выгодно.

А теперь забудьте все умное и хорошее, что прочитали выше, и «слушайте сюда»! Каждый год мы выбрасываем черт знает куда 15 миллиардов стеклянных бутылок! Десятки миллиардов пластмассовых бутылок – не в счет! Тонны металла от пустых металлических банок – тоже не в счет!

Это все тема для «Русской водки» или для «Гражданина»? Какая разница! Главное, что мы со своей «Русской водкой» капаем на мозги в Госдуме, в ведущих министерствах, на выставках алкогольных. Продавать в рознице журнал с таким названием закон не позволяет. Значит, капаем по редакционной подписке и в местах продажи спиртного... Капля камень точит? Точит, точит, не расточит.

Алкоголь, выпивка – это такое дело, которое объединяет всех и вся.

Какой-нибудь «кремлевский мечтатель» и «просто мужик» в деревенской бане – все говорят и думают одинаково мудро. Казалось бы, самая малость – сто граммов для разговора. Но получается вполне по-маяковски:

Жизнь встает совсем

        в другом разрезе,

И большое понимаешь через ерунду.

Знаете, например, как Егора Гай­­­­­дара, пришедшего в «Правду» из «Коммуниста», посылали на Саве­­­ловский вокзал за водкой – обмыть назначение в экономический отдел? Скинулись, объяснили, с какого черного хода и в каком киоске (третий слева, голубой столик у окошка выдачи) ему вручат искомое... Он принес на всю компанию здоровых мужиков одну бутылку: и сдачу – бутылки на две. Ну, не может нормальный человек сделать такое!

Что еще мне не нравится

Мое одиночное плавание – оно от безысходности. От нежелания или неумения спорить с дура­­­ками и прохиндеями, с неуме­­­хами и приспособленцами. В об­­­щем, я не знаю, что делать: дергаюсь, как «таракан в спичечном коробке» – это из броских вещичек Путина. Журнал, сценарий, еще жур­­­­нал! Анкор, еще Анкор! Спичечный коробок задвинут чужими, крепкими пальцами, ключи от счастья – явно не в моем кармане, а спички то и дело чиркают по коричневой чиркалке – то над ухом, то под задницей.

Мои журналы, если по-честному, мало­­­­­­тиражные – три-семь тысяч не переваливают. (Правда, у Достоевского «Гражданин» имел 700 экземпляров.) И выходят они нерегулярно. Шесть номеров «Русской водки» в год, «Гражданин» – по мере нахождения денег.

Мы по-прежнему плохо, страшно плохо живем. Раньше жили от зарплаты до зарплаты. Ныне – от кризиса до кризиса.

Многие сегодня – в эмиграции. В огороде. Вне газеты. В себе.

За какие грехи?! – «Ты виноват, что хочется мне кушать»... Какой там «одинокий волк»! – Одинокий ягненок! Целая отара одиноких ягнят – 140 млн. одиноких.

Отсюда и все проблемы с пьянст­вом русского народа. Убери причину пьянства, и с пьянством не нужно будет бороться. В приличных странах, в общем-то, не пьют. Мы живем в неприличной стране.

Безнадега и несправедливость – вот корень зла. Я знаю только одно: никогда не жалуйся на время, в котором живешь, лучше скажи, как лично ты сделал его лучше?

Ну, как тут не выпить и не написать об этом именно в «Русскую водку»?!

Вечный журнал!

Разговор с доктором Ватсоном

И да простят меня читатели «Журналиста», но поскольку я не знаю, как заниматься самовосхвалением без иронии, то использую спасительную формулу «Холмс-Ватсон». Ватсон вовремя подбрасывает нужные вопросы, удивляется в точно указанном месте и пр.

Холмс, то бишь я: А вы знаете, Ватсон, что самое трудное в журнале «Русская водка»?

Ватсон: Найти авторов, которым не надо платить?

Холмс: Нет, поиск авторов – не самое трудное. Куда труднее не скатиться в зубоскальство, в пьяные, подзаборные анекдоты, в утреннее похмелье. Мы с первого номера (газета «Чарка», 1992 год, из которой вырос журнал) перевели разговор на рельсы общественно-политического звучания. Наш главный тост: «Ну, за трезвое отношение к нашему хмельному делу!» Попросту говоря, пишу о трезвых проблемах «пьяной» отрасли, об экономике – как-никак, треть советского бюджета составляли так называемые «пьяные деньги».

Ватсон: А сегодня?

Холмс: А сегодня бюджет России не получает от алкоголя и 1 (одного!) процента. Но о проблемах нефти и газа пишут все и вся, а о громадных алкогольных деньгах стыдливо помалкивают.

Ватсон: А с авторами все-таки как?

Холмс: Десятки бывших правдистов, корреспондентов «Комсомолки», «Социалистической индустрии» – везде, где я работал, готовы в любую минуту написать мне о радости застолья по всему миру – знатоки этого дела! Начнем с того, что в наш Клуб политических обозревателей по крепким напиткам входит старейшина – Всеволод Овчинников – та самая «Ветка сакуры». И еще с десяток «золотых перьев» – Виктор Широков, Дмитрий Желобков – «Радио России», Федор Сизый – «Деловой вторник», Акрам Муртазаев, Виталий Андрианов, Виктор Баранец и Юрий Гейко, Стас Оганян, Геннадий Дзюба – он возглавлял пресс-центр минобороны, затем ушел от министра-мебельщика. Конечно же – Павел Гутионтов (СЖ России) – он успешно проходит «кандидатский стаж» на политобозревателя. Несколько главных редакторов из Якутска, Кирова и Красноярска. Есть еще кандидаты. Вот почему в журнале никакой пьянки – только качественный, трезвый товар.

Ватсон: И что же, интересно, делает эта, гм-м, компания?

Холмс: Самое главное – раз в год, когда проходит «Продэкспо», берем десять, двадцать бутылок разной водки, получившей золотые награды, и «втемную» определяем лучшую.

Ватсон, весьма заинтересованно: Ну-ну!!!

Холмс: Кстати, дорогой Ватсон, не завидую я москвичам. Московский «Кристалл» в этом конкурсе золотых водок победил только раз. А вот весь этот раскрученный набор: «Русский лед», «Пять озер», «Журавли», «Смирнофф» – не побеждают. Зато Водкой года стала водка «Петрович» от директора Блюденова. Это он – Петрович из республики Марий Эл, поселок Советский (Фокино). Такое впечатление, что Блюденов плевать хотел на все эти новые рецептуры и гонит водку по старым, советским ГОСТам. Кстати, директор по качест­­ву финской водки «Финляндия» и «Коскенкорва» делает то же самое и приговаривает: мы научились у русских, у советских мастеров делать водку по законам – по стандарту, спасибо им.

Вообще, складывается такое впечатление, что чем дальше от Москвы, тем водка чище и слаще. Например, Татарстан сохранил и приумножил всю систему качества и экономики. В итоге, водка дает Татарстану до 8-10 процентов бюджета. Повторюсь, что в целом по России – не более 1%.

Ватсон: Как интересно! Это же – целая страна со своими океанами проблем и континентами победителей и лохов!

Холмс: Ну, так вот, уважаемый доктор Ватсон, используя новомодный дедуктивный метод, я выяснил, что некто Шефлер всего-то за 350 тысяч долларов взял, да и приватизировал 35 советских брендов – все эти: «Русская», «Столичная», «Сибирская», даже «Рябина на коньяке» и «Старка». По непроверенным данным, он каждый год имеет с этой незатейливой операции около 600 миллионов долларов. В 2000 году Путин дал команду – вернуть советские бренды в русское стойло. Но указание его не выполнено.

Ватсон: С ума сойти!

Холмс: В итоге, Ватсон, мы давно уже перевели наше расследование из чисто алкогольной сферы в сферу общественно-политическую, в глобальную экономику, где водка приравнена к нефти и газу.Так что, когда материала набирается на два журнала, я делаю два журнала.

Второй называется «Аз есмь Гражданин». Вначале думал так: наберу с «Русской водкой» денег на «Гражданина» – тем и будем жить. Не получилось! В «Русской водке» я критиковал в первую очередь «пьяный Кремль». Сегодня – дела не лучше. Выпивки стало больше, а выпить нечего. Дорого. Безвкусно и по оформлению, и по содержанию. А ведь себестоимость бутылки водки знаете, сколько?

Ватсон: Ну?

Холмс: 17 руб.

Ватсон: Сколько?!!

Холмс: То-то и оно! Есть, конечно, положенный сверху навар – акциз, цена этикетки, бутылки. Итого – 70-80 рублей бутылка, не больше. Остальное, извините, понты! «Русский стандарт» – тыща. Водка «Кауфман» – полторы тысячи рублей. Водка «Белуга» – под две тысячи. И одновременно – водка по 30-40 рублей бутылка. Я даже в Москве знаю места, где продается такая – порою вполне приличная водка. Просто за нее налоги «не плочены». В итоге, производим мы в России где-то 120 миллионов декалитров водки, а выпиваем вдвое больше – 240. Бывает такое? Как можно в литровую банку налить два литра?

Ватсон: И что дальше будет?

И снова Холмс, обиженно: Но почему вы, Ватсон, расспрашиваете про «Русскую водку», и ни вопроса – про «Гражданина»?

Ватсон, поднимая чарку: Ну, и?

Холмс: Понимаете, какое дело: У меня – как у Черномырдина, получается «как всегда». Делаю «Русскую водку» – все равно получается «Гражданин». Чем выше уровень дегустации в «Русской водке», тем выше национальное самосознание в «Гражданине».

Ватсон и Холмс церемонно чокаются. Один из них рассказывает чисто английский анекдот:

– Вы посуду из-под виски принимаете?

– Тара кончилась, сэр.

Об авторе

КРИВОМАЗОВ Николай Павлович родился в 1947 году в Ростовской области. После окончания Каменского педучилища был направлен в Якутию. Два года работал учителем. С 1968 года занимается профессиональной журналистикой: якутская районка «Ленские маяки», иркутская областная «Советская молодёжь» - собкором в Братске. С 1977 года – собственный корреспондент (Красноярский край, Урал, Иркутск) центральных газет (сначала «Комсомольская правда», затем «Социалистическая индуст­рия» и «Правда»). В 1989 году переведён на работу в центральный аппарат «Правды». С 1995 по 1998 год – обозреватель «Российской газеты». В 1998 году создаёт Издательский дом «Гражданин». Закончил Якутский – Иркутский университет и сценарное отделение ВГИКа. Автор ряда книг и фильмов, среди которых – двухсерийный боевик «Взбесившийся автобус».