Красноярск - дымное небо соседей

В программе “PRo политику” известный в Красноярске политолог, депутат городского Совета депутатов Сергей Толмачёв беседует с представителями политической арены города и края. Сегодня с депутатом Законодательного Собрания Красноярского края, заместителем председателя комитета по природным ресурсам и экологии Заксобрания Иваном Ребриком беседуем об экологии города и края.

— Сегодня была сессия Заксобрания, и на ней, в том числе, рассматривался вопрос режима “чёрного неба”, выбросов, которые были в январе. Какое решение было принято, с какой инициативой вы выступили? — Право на нормальную окружающую среду и качество атмосферного воздуха должно быть реализовано. И отговорки, что “все мы заложники этой ситуации”, никого не устраивают. — В первую очередь они не устраивают жителей Красноярска.

— Да. Мы не можем смотреть, как кашляют наши детки, самим “принюхиваться”, не понимая причин происходящего. Эти темы постоянно обсуждаются. Но есть компетентные органы, власть, которая должна принимать соответствующие решения, есть депутатский корпус, который должен выходить с инициативой введения нормативно-правовых актов, законодательства, чтобы изменить ситуацию. Получилась интересная вещь: на фоне снижение выбросов группы промышленных предприятий (они берут на себя обязательства, которые зафиксированы, согласованы с Правительством и стоят на контроле в надзорных органах), в целом ситуация в городе не улучшается. Изменилась ситуация с рассеиванием загрязняющих веществ, абсолютно мы не владеем и не управляем темой транспорта, существует проблема, которая выпала из осознания и регулирования — это печное отопление частного сектора. И речь идёт не о частных домах, а о неконтролируемых с точки зрения экологии строительствах мелких мастерских, шиномонтажек. С точки зрения бизнеса это — хорошо, но при этом люди не понимают, что сжигая в купленном котле отходы производства, например, шиномонтажки, или пластика от разборки автомобилей, они выбрасывают всё это на головы жителей.

— А если в цифрах, пусть даже приблизительных. Сколько в загрязнениях составляют выбросы КрАЗа, остальных промышленных предприятий, теплоэнергетиков, автомобилей?

— Есть несколько уровней достоверности информации. Есть государственный статистический отчёт по состоянию окружающей природной среды Красноярского края. В них одни цифры, основанные на официальных отчётах природопользователей и экспертной оценки. Есть данные сводного тома ПДВ города, который более глубоко представлен, но и там есть степень достоверности на экспертную оценку. Он говорит о том, что надо рассматривать несколько групп основных загрязнителей. Первая — стационарные источники (промышленность, энергетика), вторая — автотранспорт. И третья — те самые мелкие источники, которые никак не регулируются (мелкие и даже средние предприниматели).

Например, те самые 15 асфальто-бетонных заводов, построенных за КрАЗом, которые с высоты 10 метров чадят. Со стороны Берёзовки очень “красивая” картинка на всё это открывается. И вот при общем объёме выбросов в 195 тыс. тонн загрязняющих веществ (по официальным данным), стационарные источники выбрасывают 130 тыс. тонн (из них 60 тыс. — КрАЗ), а транспорт 64,5 тыс. тонн. Но том ПДВ — расчётный, после проведения инвентаризации, говорит о других цифрах: на самом деле у нас выбросов около 230 тыс. тонн. Теплоэнергетика сегодня выбрасывает 74,5 тыс. тонн, транспорт вообще надо переосмыслить, поскольку у нас не 64,5 тыс. тонн выбросов от них, а около 100 тыс. тонн. А по данным регистрации автомобилей в ГИБДД, их вообще около 400. И я бы даже не говорил о личном автомобиле (это — наиболее экологически чистый транспорт), проблема в зимнее время при отсутствии продуваемости дворов, когда машины стоят на прогреве, когда рядом чадят эти шиномонтажки, она для спальных районов ужасно губительна.

— А что касается промышленных предприятий?

— Они более изучены, они понятны. Есть слабые стороны, есть сильные, есть обязательства, но там понятна технология. И для каждой технологии характерен спектр загрязняющих веществ, и у этого спектра есть маркерные загрязняющие вещества, которые отслеживаются. Допустим, для КрАЗа это — гидрофторид. И создана региональная сеть наблюдения загрязнения атмосферы в дополнение к Росгидрометовской сети. Они между собой коррелируются. Плюс региональная сеть ещё делает маршрутные наблюдения — передвижная лаборатория, которая особенно пристально смотрит вокруг ТЭЦ, вокруг КрАЗа. Я не поленился и взял эти данные за прошлую неделю и 1-2 февраля, когда у нас стояли морозы. Тот же самый гидрофторид в Северном по данным региональной сети наблюдения в 4 раза меньше норматива. Но при этом выбросы диоксида азота и окислов азота — от 4 до 8 раз больше. А это говорит о том, что это — печное отопление и автотранспорт. Надо понимать, что масса выбросов и фактическое загрязнение — разные вещи.

— То есть вы говорите про рассеивание?

— Именно. Росгидромет говорит, что условия для рассеивания в Красноярске всегда были особенными: за счёт расположения гор на правом берегу, из-за расположения города в котловине, у нас Енисей вклад даёт существенный (водяные пары абсорбируются на частицах пыли, и рассеивание происходит не так, как мы научились нормировать и ожидать). Плюс неконтролируемое обеспечение продуваемости. Мы видим внизу отсутствие ветра, отсутствие рассеивания. У меня есть интересное наблюдение: вот, например, мы решили брать огнестрельное оружие. Для этого мы берём справку, покупаем охотничий билет. А когда мы покупаем котёл, неизвестно что в нём сжигаем и высыпаем на головы своим соседям неизвестно что, мы же просто не осознаём этого процесса. Мы же ни у кого не спрашиваем. Сегодня не занимаясь в том числе и этими вещами, мы порядок в городе в плане снижения негативного воздействия не обеспечим.

— Сейчас мы ещё живём в предвыборный период, и некоторые политики начинают спекулировать на этой теме. Говорить о том, что во всём виноваты крупные предприятия, давайте их закроем, перенесём и так далее. Как вы к этому относитесь, а главное — что всё-таки делать?

— Самое главное — нужно ввести режим максимальной открытости, взаимного доверия, нужно понимать, кто и что делает. Сегодня вешать собак на кого-то — политизированная ситуация. Хотите заниматься политикой — занимайтесь. А если мы хотим разработать, а потом контролировать и видеть результат комплексной экологической программы, то её надо создавать. В этом и заключается моя инициатива, точнее, не только моя, но и комитета по природным ресурсам и экологии Заксобрания, и жителей города, которые собрали более 10 тысяч подписей и прислали это обращение. Сейчас сложилась такая ситуация, что в Правительстве края отсутствует центр компетенции по вопросам решения проблем экологии. Мы говорили на сессии, что мы готовы предоставить площадку для обсуждения всех предложений, но нужно уйти от агонии и начать конструктивно работать со всеми участниками. Ведь пользу принесёт формальная программа с глубиной проработки до предварительного банковского ТЭО, как минимум, с обязательной стратегической и экологической оценкой альтернативных сценариев развития заводов.

— Можно конкретный пример?

— Например, хорошо, давайте посмотрим, как изменится ситуация в городе и с точки зрения экологии, и с точки зрения социальной напряжённости, если мы закроем вот этот завод. Причём, мы понимаем, что у завода есть обязательства, он должен снизить выбросы. И снижает. Допустим, за последние 10 лет с 90 тысяч до 60 тысяч КрАЗ снизил свои выбросы, но ситуация к лучшему не поменялась.

— Потому что поменялся ветер, стало больше машин, стало больше малых и средних предприятий.

— Вот именно. Кстати, отсутствие таких сформулированных обязательств к застройщику по экологии, при землеотводе привело к тому, что, например, при землеотводе в районе Гайдашовки до моста 777 под строительство магазинов, мастерских, вырубили неконтролируемо более 3 тысяч деревьев, которые заводчане садили в своей санитарно-защитной зоне и ухаживали за ними. И это стало трагедией для людей. Поэтому без коллективного сознания, без ответственности всех без исключения, мы вряд ли сдвинемся вперёд. И вот сейчас сложилась такая ситуация, когда сообщество готово заниматься всем этим. И задача депутатского корпуса — обеспечить максимально открытое обсуждение со всеми заинтересованными лицами. Важно принять всё, что будет сказано. Взвесить, обсудить экспертным сообществом, сформировать программу. И не просто закрыто на каком-то сайте, а максимально открыто, даже в социальных сетях. Есть же ещё организационные моменты, управленческие. Взять те же платежи за экологию, которые платят промышленные предприятия. Они сегодня просто растворяются в бюджете.

— А как должно быть?

— Безусловно, это должен быть ярко окрашенный фонд отдельный, куда деньги должны поступать. И платежи, и штрафы, всё туда. И имея программу, уже сообществом решать, куда именно их направить. Например, воссоздать те же самые подразделения муниципальной полиции по экологии, оснастить и построить посты контроля транспорта. Сейчас абсолютно не регулируется рынок поставок угля для печного отопления. Люди звонят и жалуются, что в районе Николаевки запах серы стоит. Откуда там? Топятся. В районе Взлётки постоянно какие-то химические запахи. И нам здесь ещё предстоит сформировать культуру выявления таких вещей. Знаю, что в сообществе разрабатывается вариант создания программного обеспечения, которое будет общедоступным в социальных сетях. И каждый человек сможет сфотографировать, выложить фотофакт загрязнения с привязкой к координатам. Мы должны научиться говорить друг другу “Перестань врать!”, “Ты что делаешь?”. Почему если сосед сквернословит в присутствии детей, мы делаем ему замечание, а если кто-то выбрасывает окурок, мусорит, а в случае с предприятием не выполняет установленные нормативы, мы ничего не говорим? Ведь экология — это дело каждого.

— Резюмируя, нам нужно сначала разработать комплексную программу, а потом всем городом решать проблему?

— Нет, не сначала разработать программу, а одновременно. Обязательства уже есть: есть программа 2013 года, концепция экологической политики края. Теперь мы будем говорить о механизмах её реализации. Программа-то есть, но она в части снижения выбросов промышленными предприятиями. Но транспорта там нет, частников нет, требований к градостроительству нет… А ЖКХ? А отсутствие ливнёвок? А незакрытые площади газонов придорожных покрытий? Вот зимой мы страдаем от того, что топим печки, что плохое рассеивание. А летом тоже плохое рассеивание, и эта пыль стоит до 3 этажа вдоль дорог. И мы не можем никак её убрать, потому что дождевые и талые воды опять всё на дороги сливают, а транспорт идёт. Надо выстраивать эти требования. Всё непросто — всё стоит денег. И мы сейчас говорили, что будет секвестирование бюджета. Надо искать источники. Надо понимать, что бизнес начинает поворачиваться лицом к социуму. Видимо, все начали дозревать.

— Мне кажется, что все даже уже перезрели.

— Суть в том, что все должны понимать, что всё не произойдёт по щелчку пальца, как у Хоттабыча. Мы должны чётко понимать шаги. А то, что касается политизирования…

- Действительно важно оценивать риски техногенного воздействия населения. И они связаны не только с тем, чем мы дышим, но и с тем, что мы пьём в прямом и переносном смысле, что мы едим, занимаемся ли мы спортом, курим или нет, есть ли у нас какая-то предрасположенность. Поэтому предприятия должны быть заинтересованы в изучении этой ситуации на территории своего расположения, они должны понимать ответственность перед людьми. Мы должны понимать, что есть обусловленная степень воздействия определёнными техногенными выбросами, но ведь есть комплекс микроэлементов, которые могут блокировать это негативное воздействие. И предприятия должны брать на себя ответственность за обеспечение людей этой корректировкой. И такая работа в России делалась и ведётся. Например, по УФО Екатеринбургский научный медицинский центр эту работу вёл, и я знаю, что по инициативе РУСАЛа второй год такую же работу ведёт здесь. Аналогичную работу РУСАЛ начинает в Братске. Все непросто, но во всём мире есть установка — Конвенция о предупреждении загрязнений и ликвидации его. Её основной принцип гласит: загрязнитель возмещает. У нас её перевели своеобразно — загрязнитель платит. И с точки зрения госуправления, когда эти платежи не окрашены, получается: чем хуже — тем лучше, больше денег поступит в бюджет. А интересы конкретных людей в этой ситуации уже никого не интересуют. Эту ситуацию надо в корне ломать. Поэтому мы будем на местном законодательном уровне менять нормативную базу.

— Но и на федеральном уровне, как я понимаю, надо менять базу?

— Безусловно. Но инициировать это должна территория. Поскольку федеральные законы — рамочные, а прикладные всё-таки здесь.